Женщины гулага, история которую никто и никогда не рассказывал…

Сквозь строй

В книге публициста Владимира Кузина «Женщины Гулага» описана процедура градации новоприбывших заключенных. Женщин в первую очередь отправляли в баню, чтобы оценить их физические данные и «рассортировать». Красивая узница называлась «рублевой», средней привлекательности – «полурублевой», остальные причислялись к «пятиалтынным».

Первых обычно забирало себе руководство лагеря, чей «гарем» составлял от трех до пяти женщин, являвшихся одновременно и любовницами, и кухарками, и прислугой. При хорошем поведении и послушании узницы получали хорошее питание и даже подарки в виде одежды и обуви. В случае же провинности или просто надоев своему «хозяину», они возвращались в барак, лишались всех привилегий, а подарки отправлялись к новой пассии.

Женщины из других категорий доставались надзирателям и охранявшим лагеря солдатам, которые вправе были делать с заключенными практически все, что угодно.

Чтобы максимально эффективно подчинить «наложниц» своей воле, применялись самые разнообразные карательные акции:

1. Бессмысленная работа. Например, женщин заставляли бесконечно перетаскивать тяжелые камни или бревна, рыть, а затем закапывать ямы. Однообразная, тяжелая и трудоемкая деятельность.

2. Температурные испытания. За отказ от сожительства девушек на несколько дней сажали в горячий или холодный карцер. В первом во всю силу работала печка, а узница не получала воды, вынужденная испытывать чудовищную жару и жажду. Во втором, наоборот, в открытое окно врывался ледяной ветер, помещение было лишено нар, а пол дополнительно поливали холодной водой, вынуждая пленниц целые дни проводить стоя.

3. Крысы. Надолго запертые в изолированном помещении крысы волей-неволей начинали бросаться на находящегося с ними человека. Нередко после открытия карцера надзиратели находили лишь обглоданные кости.

Самое страшное наказание грозило тем женщинам, которым выпало несчастье родить в неволе детей. Матери были готовы абсолютно на всё, лишь бы не видеть насилия над ними.

Периодически в разных лагерях вспыхивали волнения и даже восстания. Одно из них продлилось 40 дней, когда заключенные с мужской части лагеря перебрались в женскую зону. Несмотря на открытый по ним огонь, заключенным удалось забаррикадироваться и в ответ забрасывать солдат камнями. Однако из подобных столкновений победителями неизменно выходили солдаты, которым было дано право не только стрелять на поражение, но и давить узников грузовиками и танками (А.И. Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ»).

РАССТРЕЛЫ

Осуждённым на лагерные работы за серьёзную провинность или выпады против Советской власти мог быть вынесен новый приговор (без суда и следствия). В том числе и “высшая мера социальной защиты”.

“Убивают в одиночку каждый день. Это делают в подвале под колокольней. Из револьвера… Вы спускаетесь по ступеням в темноту и… А расстрелы партиями проводят по ночам на Онуфриевом кладбище. Дорога туда идёт мимо нашего барака, это бывший странноприимный дом. Мы назвали эту дорогу улицей Растрелли..

Расскажите об этом там, это очень важно. Важно, чтобы там — там! — знало об этом как можно больше людей, иначе они не остановятся

И ещё…
Приоткрылась, тяжко скрипнув, дверь… Но никто не появился, донёсся только голос Дегтярёва (руководителя расстрелов в женских бараках, – В.К.):

— Вадбольская, ко мне!

Женщина вздрогнула, точно ей уже выстрелили в затылок. Потом медленно поклонилась, шепнула «Прощайте» и тут же вышла…» (Борис Васильев. Вам привет от бабы Леры. В Сб.: А зори здесь тихие… Москва. Изд-во «Эксмо», 2004).

А это уже откровения противоположной стороны — одного из чекистов ГУЛАГа, работавшего в женских лагерях:

“У той, которую ведёшь расстреливать, руки обязательно должны быть связаны сзади проволокой. Велишь ей следовать вперёд, а сам с наганом в руке за ней. Когда нужно, командуешь «вправо», «влево», пока не подведёшь к месту, где заготовлены опилки или песок. Там ей дуло к затылку и трррах! И одновременно даёшь крепкий пинок в задницу. Это чтобы кровь не обрызгала гимнастёрку и чтобы жене не приходилось опять и опять её стирать”.

Не суди, да не судим будешь

Шалашовки, кто они, все-таки? Разобрались с историей возникновения термина, этимологией слова. Статусом, точнее отсутствием такового, в ГУЛАГе. И поведением этой категории женщин-заключенных, в которую не попадали разве что откровенные уродины, инвалиды или старухи. Однако, не осветив глубину проблемы, толкавшую лагерниц на самое страшное преступление по отношению к себе – продажу тела, нельзя принять невиновность. Почему Солженицын, Шаламов, Разгон, прочие писатели, отсидевшие срока в ГУЛАГе, а также рядовые каторжане ни в коей мере не осуждали шалашовок. Автор «Божественной комедии» Данте Алигьери априори пересмотрел свое описание кругов Ада, если бы очутился лишь на мгновение в ИТК молодого большевистского государства. Солженицын в романе «Архипелаг ГУЛАГ» убедительно рассказывает, как обламывали даже самых гордых дам.

Отрывок произведения Нобелевского лауреата посвящен красавице лейтенанту-снайперу М., осужденной, конечно же, по 58 статье. К слову сказать, по этой статье сидело подавляющее большинство заключенных женщин и мужчин. Сошедшая со страниц сказок царевна-красавица пришлась по душе невзрачному, толстому, вечно одетому в грязные шмотки, старому кладовщику. Чтобы добиться своей цели, он обрек девушку на каторжные работы. Постоянные наказания вертухаев, которые были у него на крючке. Угрозами скорого невыносимого физически и морально этапом в один конец. Вскоре, пишет Солженицын, он лично стал свидетелем, как молодая девушка прошмыгнула после отбоя тенью от женского барака к каптерке, возжелавшего ее кладовщика. Затем осужденный лейтенант-снайпер была хорошо устроена в зоне. И это лишь один пример из миллионов, красноречиво иллюстрирующий безвыходность ситуации, в которой оказывались женщины, осужденные репрессивной машиной.

Двуспальные места барак ГУЛАГа

Нет, конечно же, среди общего потока зэка находились каторжанки, которые и на воле не особо заморачивались моральными принципами, легко сходясь с новыми партнерами, коих давно перестали считать. Для таких обеспечить более-менее сносное существование в ИТК через постель – само собой разумеющееся дело. Однако основная масса лагерниц – это замужние, матери, зачастую многодетные, девочки-подростки. Им не просто сделать первый шаг – лучше смерть, чем предательство любимого, оставшегося на воле или ушедшего на этап в другую зону. Но, кому нужна верность мертвеца? Соседки по бараку шепчут о быстром увядании и целесообразности взять от жизни что-то для себя. Даже в этих адских условиях. Не все, но многие соглашаются, обеспечивая относительно сносное существование в ГУЛАГе. Причем девочки-подростки превращаются в самых активных шалашовок. Уйдя по этапу на другую зону, они уже знают, как поставить себя с первых дней в новом окружении. Осуждение? О чем речь? Активируется главный инстинкт человека – выжить любой ценой.

Медицинские эксперименты

Медицинские эксперименты над заключёнными в лагере начали проводить уже в 1940 году, хотя по немецким данным их начало определяют с августа 1942 года. После войны из множества женщин, подвергавшихся медицинским опытам, удалось найти только 86 выживших. Четверо из них дали показания на Нюрнбергском процессе.

Проведением медицинских экспериментов над заключёнными концлагеря занимался ряд врачей СС под руководством гауптштурмфюрера СС Вальтера Зоннтага и гауптштурмфюрера СС Герхарда Шидлауски. Непосредственным руководителем экспериментов был профессор Карл Гебхардт – личный врач Генриха Гиммлера (был приговорен к смертной казни и был повешен 2 июня 1948 года). В целом опытами над живыми людьми занималось более двадцати живодеров. В частности: Адольф Винкельманн, который занимался изучением выносливости человека. Известен тем, что организовывал в Равенсбрюке, так называемый, «праздник спорта». Эсесовцы принуждали заключённых к прыжкам через ров, бегу и другим обременительным упражнениям. Многие больные, пожилые или уставшие женщины не выдержали этих пыток и были отправлены в газовые камеры.

Герта Оберхойзер занималась проведением экспериментов по трансплантации нервных, мышечных и костных тканей. Умерщвляла здоровых детей путём нефтяных и барбитуратных инъекций, затем ампутировала конечности для исследований. Время между инъекцией и смертью составляло от 3 до 5 минут, при этом человек находился в полном сознании. Также она занималась пересадкой конечностей между женщинами. Суть экспериментов заключалась в следующем: калечили здоровых женщин и накладывали гипс. Для наблюдения за ходом эксперимента, вырезали куски живого тела и обнажали кость. Иногда у заключенных ампутировали здоровую ногу, руку или лопатку и отвозили в концлагерь Хоенлихен, к профессору Гебхардту, где он вместе с другими хирургами СС Штумпффэггером и Шульцем «приставляли» их к другим подопытным. По окончанию экспериментов Герта Оберхойзер убивала своих подопытных инъекциями, с целью спрятать результаты опытов, от возможного возмездия после войны. Предполагалось, что за время экспериментов Оберхойзер убила более 60 человек.

Бенно Оренди проводил эксперименты по регенерации костей, мышц и нервов; изучал действие антибиотиков путём инфицирования заключённых. Женщинам наносили огнестрельные, колотые, резанные и рваные раны, дробили и удаляли кости… Затем заражали стафилококками, возбудителями газовой гангрены и столбняка, а также одновременно несколькими видами бактерий. Почти всегда глубокий, до самой кости, надрез для внесения бактерий узницам делали на верхней части бедра. Часто для большего сходства с реальным огнестрельным ранением в рану вводились деревянные, металлические или стеклянные частицы.

Рольф Розенталь в роли лагерного врача занимался изучением прерывания беременности на сроках после 8 месяцев. Плод немедленно сжигался в котельной, даже если был ещё жив.

Гельмут Поппендик, Персиваль Трейд, Рихард Троммер, Мартин Хеллингер участвовали в различных медицинских экспериментах. В частности наблюдали процессы реанимации, для чего узниц замораживали. Проводили опыты по стерилизации евреек и цыганок, для разработки методики быстрой стерилизации больших масс. Так, например, в январе 1945 года стерилизации подверглись 120-140 цыганок. Опыты по стерилизации проводились и на детях 11-го блока лагеря. В целом же идет речь о стерилизации около 700 женщин лагеря. Помимо медицинских экспериментов, эти же, так называемые, врачи занимались и убийством больных. Например, Персиваль Трейд больных туберкулезом умерщвлял инъекцией в сердце. Они же занимались «выбраковкой» слабых заключенных для последующего убийства в газовых камерах. Так на совести Рихарда Троммера боле 4,5 тысяч жертв отобранных им для умерщвления.

Своих пациентов «врачи» в отчетности конспирологично называли «лабораторными кроликами».

Женское лицо Вермахта

Несмотря на то, что и по сей день некоторые историки пытаются поставить знак равенства между СССР и Третьим Рейхом, факты явно говорят нам об абсолютно разной природе этих двух режимов. Взять хотя бы женский вопрос. СССР стал не только первым государством в истории, где женщина была назначена министром (напомним, речь идет об Александре Коллонтай). Именно в Советской России впервые было достигнуто равноправие полов. Причем фактическое, а не на бумаге. Женщины наравне с мужчинами трудились на производстве и даже осваивали традиционно «мужские» профессии. Более того, даже ряды партии были равно открыты для представителей обоих полов.

Совершенно иную картину мы видим в нацистской Германии, где Гитлер, по сути, продолжил линию кайзера Вильгельма II на следование традиционным семейным ценностям. Дети, церковь (при нацистах в меньшей степени) и кухня все так же оставались главными приоритетами немецкой женщины. Медицина, юриспруденция и политика были сугубо мужским делом, и даже на фабрики женщин стали набирать только когда страна стала нести серьезные людские потери и возникла острая нехватка рабочих рук.

Однако перед началом Второй мировой войны Гитлеру пришлось пересмотреть роль женщин в немецком обществе. Для растущего числа концлагерей требовалось все больше надзирателей. В 1937 году первые надзирательницы поступили на службу в концлагерь Лихтенбург и с тех пор их ряды только росли. Несмотря на то, что истории о жестокостях немецких надзирательниц потрясли весь мир, их количество никогда не превышало 10% от общего числа работников концлагерей. После войны судьба этих женщин была печальна, но закономерна и справедлива. Здесь отягчающим обстоятельством стало то, что надзирательниц набирали на добровольной основе. Наиболее одиозные надзирательницы, такие как Ирма Грезе и Ильза Кох, были повешены по приговору британского военного трибунала. И это, пожалуй, единственные немецкие женщины, «отличившиеся» в период Второй мировой войны. Своей Зои Космодемьянской или Людмилы Павличенко у немцев не было.

СКОТ

Принуждение женщин-заключённых к сожительству было в ГУЛАГе делом обычным.

“Старосте Кемского лагеря Чистякову женщины не только готовили обед и чистили ботинки, но даже мыли его. Для этого обычно отбирали наиболее молодых и привлекательных женщин… Вообще, все они на Соловках были поделены на три категории: “рублёвая”, “полурублёвая” и “пятнадцатикопеечная” (“пятиалтынная”). Если кто-либо из лагерной администрации просил молодую симпатичную каторжанку из вновь прибывших, он говорил охраннику: “Приведи мне “рублёвую”…

Каждый чекист на Соловках имел одновременно от трёх до пяти наложниц. Торопов, которого в 1924 году назначили помощником Кемского коменданта по хозяйственной части, учредил в лагере настоящий гарем, постоянно пополняемый по его вкусу и распоряжению. Из числа узниц ежедневно отбирали по 25 женщин для обслуживания красноармейцев 95-й дивизии, охранявшей Соловки. Говорили, что солдаты были настолько ленивы, что арестанткам приходилось даже застилать их постели…

Женщина, отказавшаяся быть наложницей, автоматически лишалась “улучшенного” пайка. И очень скоро умирала от дистрофии или туберкулёза. На Соловецком острове такие случаи были особенно часты. Хлеба на всю зиму не хватало. Пока не начиналась навигация и не были привезены новые запасы продовольствия, и без того скудные пайки урезались почти вдвое…” (Ширяев Борис. Неугасимая лампада.)

Когда насилие наталкивалось на сопротивление, облечённые властью мстили своим жертвам не только голодом.

“Однажды на Соловки была прислана очень привлекательная девушка — полька лет семнадцати

Которая имела несчастье привлечь внимание Торопова. Но у неё хватило мужества отказаться от его домогательства

В отместку Торопов приказал привести её в комендатуру и, выдвинув ложную версию в “укрывательстве контрреволюционных документов”, раздел донага и в присутствии всей лагерной охраны тщательно ощупал тело в тех местах, где, как он говорил, лучше всего можно было спрятать документы…

В один из февральских дней в женский барак вошли несколько пьяных охранников во главе с чекистом Поповым. Он бесцеремонно скинул одеяло с заключённой, некогда принадлежавшей к высшим кругам общества, выволок её из постели, и женщину изнасиловали по очереди каждый из вошедших…” (Мальсагов Созерко. Адские острова: Сов. тюрьма на дальнем Севере.)

ЛАГЕРНЫЙ БЫТ И КАТОРЖНЫЙ ТРУД

“Из клуба нас этапом погнали в лагерь Орлово-Розово. Расселили по землянкам, выкопанным на скорую руку. Вместо постели выдали по охапке соломы. На ней мы и спали… А когда нас переместили в барак, лагерные “придурки” (обслуга, мастера и бригадиры, — В.К.), а с ними и уголовники стали устраивать на нас налёты. Избивали, насиловали, отнимали последнее, что оставалось…” (из воспоминаний В.М.Лазуткиной).

Большинство узниц ГУЛАГа умирало от непосильного труда, болезней и голода. А голод был страшный.

“…заключённым — гнилая треска, солёная или сушёная; худая баланда с перловой или пшённой крупой без картошки… И вот — цинга, и даже “канцелярские роты” в нарывах, а уж общие… С дальних командировок возвращаются “этапы на карачках” — так и ползут от пристани на четырёх ногах…”(Нина Стружинская. За землю и волю. Белорусская газета, Минск, 28.06.1999)
О лагерной работе.

“С наступлением весны нас стали выводить из зоны под конвоем на полевые работы. Копали лопатами, боронили, сеяли, сажали картофель. Все работы выполнялись вручную. Так что руки наши женские всё время были в кровавых мозолях. Отставать в работе было опасно. Грозный окрик конвоя, пинки “придурков” заставляли работать из последних сил…” (из воспоминаний Лазуткиной В.М.).

В “Архипелаге ГУЛАГ” Солженицына есть слова одной из якутских заключённых: “на работе порой нельзя было отличить женщин от мужчин. Они бесполы, они — роботы, закутанные почти до глаз какими-то отрепьями, в ватных брюках, тряпичных чунях, в нахлобученных на глаза малахаях, с лицами — в чёрных подпалинах мороза…”

И далее: “от Кеми на запад по болотам заключённые стали прокладывать грунтовый Кемь-Ухтинский тракт, считавшийся когда-то почти неосуществимым. Летом тонули, зимой коченели. Этого тракта соловчане боялись панически, и долго за малейшую провинность над каждым из нас рокотала угроза: «Что? На Ухту захотела?..

Долгота рабочего дня определялась планом (“уроком”). Кончался день рабочий тогда, когда выполнен план; а если не выполнен, то и не было возврата под крышу…”

ДОПРОС

“В центре кабинета на стуле сидит худенькая и уже немолодая женщина. Только она пытается прикоснуться к спинке стула, тут же получает удар и громкий окрик. Однако нельзя наклониться не только назад, но и вперёд. Так она сидит несколько суток, день и ночь без сна. Следователи НКВД меняются, а она сидит, потеряв счёт времени. Заставляют подписать протокол, в котором заявлено, что она состоит в правотроцкистской, японско-германской диверсионной контрреволюционной организации. Надя (так зовут женщину) не подписывает. Молодые следователи, развлекаясь, делают из бумаги рупоры и с двух сторон кричат ей, прижав рупоры к её ушам: “Давай показания, давай показания!” и мат, мат, мат. Они повредили Надежде барабанную перепонку, она оглохла на одно ухо. Протокол остаётся неподписанным. Чем ещё подействовать на женщину? Ах да, она же мать. “Не дашь показания, арестуем детей”. Эта угроза сломила её, протокол подписан. Истязателям этого мало. “Называй, кого успела завербовать в контрреволюционную организацию”. Но предать друзей!.. Нет, она не могла… Больше от неё не получили никаких показаний…” (К.М.Шалыгин: Верность столбовским традициям.)

СЛОН

Профессиональный фотограф Юрий Бродский, исследовавший Соловки, констатировал, что местный лагерь был экспериментальным полигоном, где отрабатывались методы и нормы обращения с заключёнными, которые позднее использовались в ГУЛАГе.

Именно в этом тихом карельском уголке надзиратели тренировались в умении вести изощрённые допросы, применять психологическое подавление, изобретать новые виды пыток, безжалостно расправляться с узниками и мастерски скрывать многочисленные трупы.

В этом дьявольском месте, где к 1933 году насчитывалось 19 287 человек, выжило  меньше половины заключенных. Содержавшиеся здесь арестанты в основном были заняты на тяжёлых лесозаготовках и дорожном строительстве, на осушении болот и добыче йода, на кирпичном, кожевенном и механическом производствах.

Женщины в большей степени трудились в сельскохозяйственной сфере и на звероферме, называвшейся в быту «пушхоз».

Женщины в лагере

Из женских воспоминаний, понимаешь, что им
труднее, чем мужчинам пережить заключение,
так как женщины еще при аресте душевно
ранены.

Тюрьма для женщин – это только цветочки.
Ягодки – лагерь. Именно там женщине
предстоит сломиться или, изогнувшись,
переродясь, приспособиться.

В лагере женщине тяжелее, начиная с
лагерной нечистоты. Одна из заключенных (Н.И.
Суровлева), предвидя нечистоту в камере,
оттачивала алюминиевую ложку, но не чтобы
зарезаться, а для того чтобы обрезать косы.
Чтоб вши не завелись. В общем, бараке Наде
Суровлевой невозможно ощутить себя чистой,
достать теплую воду почти невозможно,
иногда и никакой не достать: на 1-ом
лагпункте зимой нельзя даже умыться, только
мерзлую воду давали, которую даже растопить
негде. Ничего нельзя достать законным путем,
ни марли, ни тряпки. Где уж там стирать!

Когда заключенных привозят в лагерь, их
отправляют в баню. В лагерной бане
разглядывают раздетых женщин как товар.
Будет ли вода в бане или нет, но осмотр на
вшивость обязателен. Затем мужчины
становились по сторонам узкого коридора, а
новоприбывших женщин пускали по этому
коридору голыми, да не сразу всех, а по одной.
Потом между мужчинами – работниками лагеря
решалось, кто кого берёт. (По статистике 20-годов
в лагере сидело в заключении одна женщина
на шесть-семь мужчин).

В 1930 году был случай: в жаркий день триста
женщин просили конвой разрешить им
искупаться в обводненном овраге. Конвой не
разрешил. Тогда женщины с единодушием все
разделись донага, и легли загорать возле
самой магистрали, на виду у проходящих
поездов. Пока шли поезда, конвой подавал
команду одеться, но они не поддавались
командам. Тогда пригрозили расстрелом,
деваться было некуда.

Множество воспоминания доказывают, что
женщине намного труднее не только в
психическом плане, но и в бытовом.

Воспоминания Рудь Людмилы Петровны этому
доказательство. 5 ноября Рудь была
арестована. Хорошо, что при аресте на ней
было зимнее пальто, маленькая шапочка,
резиновые ботинки. В этом она ходила и спала.
А спала на полу в углу под нарами.

Камера была большая, по стенам стояли
топчаны, а середина была пустая, это днём, а
на ночь середину застилали, и никому не было
места, спали под нарами, но днём вылезали и
сидели на нарах. Когда ночью выходили на
допрос, приходилось перешагивать через
людей. И кто уже стал просыпаться, ждали, и
если приходили обратно, с облегчением
вздыхали и успокаивались.

Подъём был в 6 часов утра. Надзиратель
отправлял заключенных по 5 человек в туалет.
Хочешь, не хочешь, но идти надо, так как
второй раз разрешали ходить только вечером.
Потом приносили кипяток и 400 гр. хлеба, в
обед давали баланду: мутная вода, да
попадался в ней картофель с очистками, на
ужин опять кипяток, и всё. Сахар выдавался
один раз в год, а вот соли хватало, её не
жалели. У многих заключенных были деньги,
делали список и закупали.

Но вскоре случился суд, в котором
оказалось обвинение Рудь ошибкой. Ошибка,
которая запомнилась на всю жизнь.

Женщины, сидя в лагере, выполняли тяжелую
работу, жили в нечеловеческих условиях и
при этом они пытались любыми способами
сохранить в себе женщину.

Оксана Николаевна Мельник была очень
непоседливая. Находясь в тюрьме, она
стащила карандаш и накрасила губы, за что
была наказана.

В Мордовском лагере, где пребывала Оксана
Николаевна, были швейные фабрики. Шили
пальто для МПС, бушлаты, телогрейки, легкие
платья и т. д. Смена была с 7 до 7, дневная и
ночная. Работать было тяжело, иногда не было
сил идти в столовую.

Оксана Николаевна была отправлена в
Магадан, за то что «высовывалась». Например,
была хорошей мотористкой, выполняла норму
на 210%. Ей сказали: «Враг работает хорошо,
чтобы замаскировать себя».

В лагере старательно разрывали контакты:
перемешивали, разбрасывали людей, если
живешь в одном лагере, то в другой не
пропускали. Особенно доставалось верующим,
так как охранники разгоняли молитвы.

На пасху выдавали торт – хлеб, посыпанный
сахаром и кофеем в шахматном порядке.

В Магадане Мельник жила в японских
бараках, где было много клопов. Работали в
каменном карьере. Воду привозили в бочках.
Сначала мыли на стройке, а если вода
оставалась, то умывались.

Бараки отапливали сами, корчевали пни для
отопления. Конвой командовал, кому какой
пень тащить.

Очень хотелось есть и читать. В Польше
знали Гейне, Гётте, Шекспира, но Толстого не
знали. В лагере Мельник читала книги, учила
русский язык.

Десять лет у них не было ни картошки, ни
молока, ни жира, ни сливочного масла. Мучное
давали только по праздникам.

Утром давали 700 гр. хлеба, также перловку.
Еду собирали по помойкам, иногда
подкармливали плотники из бригады.

Баня была раз в месяц, до неё было 4 км.

6 Ильзе Кох

«Бухенвальдская ведьма» или «Бухенвальдская сука» и «Бухенвальдское чудовище»

Любое обсуждение злых женщин в нацистских лагерях было бы неполным без нее. Она была женой Карла Коха, командира Бухенвальда, а затем Майданека. Известно, что «убийца концлагеря» снимала кожу с татуированных частей тел заключенных после их убийства. Она хранила их как сувенир и, как сообщается, превратила их в абажуры или книжные обложки. Сообщается, что ей нравилось смотреть, как других пытают и насилуют, и она часто поощряла охранников совершать такие действия на ее глазах.

В 1943 г. Кохов арестовали. В то время как ее муж был признан виновным и был казнен, Ильза была освобождена, но позже была арестована властями США. После этого она отсидела четыре года в тюрьме и снова была освобождена только для второго суда. В 1951 году Кох был осужден за подстрекательство к убийству и нанесение тяжких телесных повреждений, поэтому был приговорен к пожизненному заключению. В 60 лет она покончила жизнь самоубийством в тюрьме.

В лагерях смерти Эйзенхауэра

Мартин Брэш, солдат армии Эйзенхауэра, в конце войны служил охранником в одном из концлагерей в районе германского города Андернах (земля Рейнланд-Пфальц). Брэш наблюдал условия содержания порядка 50 тысяч пленных, среди которых были и немки-военнослужащие. В 1990 году он опубликовал эссе «В лагерях смерти Эйзенхауэра: История американского охранника».

Концлагерь представлял собой открытую площадку, без строений, поделенную на загоны. Для женщин был отдельный загон. Все спали под открытым небом, у многих пленных зачастую не имелось даже теплой одежды, а весна 1945 года выдалась холодной, дождливой и ветреной. Заключенные очень плохо питались, варили сами себе суп из травы. Истощенные, болеющие дизентерией, они быстро слабели и умирали. Брэш свидетельствовал, что у американского командования было достаточно запасов продовольствия, медикаментов, но выделять это все для нужд пленных запрещалось. Мартин попытался было подкармливать пленных, но его воинский начальник пообещал пристрелить охранника за подобную самодеятельность.

Мартин Брэш описал случай, когда американский офицер обстреливал группу гражданских немецких женщин из пистолета просто так, из спортивного азарта. Охранник, объясняя подобное поведение американцев по отношению к пленным, говорил, что союзники СССР ненавидели немцев как нацию, потому что уже было известно о зверствах нацистов в концлагерях, снимками узников Бухенвальда, Освенцима и других гитлеровских фабрик смерти пестрели полосы газет весны 1945 года.